так и взял бы я тебя за горло, сдавил бы, да и прикончил тут же - вот как ты, Миме, мне дорог! Когда умен ты, то объясни мне, чего я понять не мог: от тебя дальше в лес ухожу я и все ж к тебе прихожу. Мне и зверь лесной дороже тебя; птиц и рыбок я больше люблю, с ними вместе жить век бы хотел; и все же к тебе я иду. Отчего бы это так? Дитя, ужель не ясно, что любишь ты крепко меня? Тебя я ненавижу, ты это не забудь! Смири ты свой дикий нрав: он вредит любви твоей. Верь мне, гнездо родное птичку всегда манит, в ней любовь пробуждает; ты также в гнездо спешишь и старого любишь ты Миме. И как же иначе? Чем для птенчика тот бывает, кто ему носит корм, пока сам он не вырос, тем для тебя я был, твой добрый, заботливый Миме; ясна мне любовь. Ну, Миме, коль ты все знаешь, еще одно объясни мне! Летали две птички в лесу по весне, одна манила другую, и ты сказал на вопрос на мой, что это муж с женою. Они распевали, порхали вдвоем и стали в гнезде птенцов выводить; когда же птенцы родились на свет, они их стали кормить. Вдвоем же в лесу и лани живут, вдвоем и дикие волки. Муж домой всегда пищу приносит, жена же кормит малюток. От них и я любовь узнал и деток у них никогда не брал. Покажи ж теперь мне жену твою, Миме: она ведь мать мне будет? Что за чудак! Как же ты глуп? Ведь ты же не птица, не волк! Ребенком грудным взял ты меня, кутал меня ты в одежду свою, скажи, откуда же я-то взялся? Иль, может быть, сам ты родил меня? Без расспросов должен мне верить: я и отец, я и мать для тебя. Ты лжешь, противный старик! Дети все на больших похожи, уж это-то знаю и я. Не раз я в ручей видал опрокинутый лес, траву и небо, солнце и звезды; все на меня глядело, сияя из воды. И там же себя увидел я, но был на тебя столько ж похож, как на жабу болотную рыбка в воде; а как же быть рыбке из жабы? Экую глупость выдумал ты! Видишь, теперь я понял сам, что не ясно было тогда: от тебя уйти стараюсь я часто, но назад все прихожу, чтобы ты сказал мне наверно, кто были отец мой и мать! Почем же я знаю? Что за вопросы? Так скажешь неволей все мне теперь ты, что волей сказать не хотел! Все принуждать тебя мне надо! Все слова, вещей всех названья я силой только мог узнавать! Ты скажешь ли мне наконец, кто бы отец и кто мать мне? Ты чуть меня не убил! Пусти! Все сейчас расскажу тебе я, как знаю сам. Так слушай, слушай ты теперь, за что меня ненавидишь! Я не отец, не родня тебе; но жизнью обязан ты мне. Чужой я тебе и все-таки друг, ведь из жалости лишь взял я тебя, и вот как ты заплатил!