Что за чудак! Как же ты глуп! Ведь ты же не птица, не волк! Ребенком грудным взял ты меня, кутал меня ты в одежду свою, скажи, откуда же я-то взялся? Иль, может быть, сам ты родил меня? Без расспросов должен мне верить: я и отец, я и мать для тебя. Ты лжёшь, противный старик! Дети все на больших похожи, уж это-то знаю и я. Не раз я в ручей видал опрокинутый лес, траву и небо, солнце и звёзды, всё на меня глядело, сияя из воды. И там же себя увидел я, но был на тебя столь же похож, как на жабу болотную рыбка в воде. А как же быть рыбке из жабы? Экую глупость выдумал ты! Видишь, теперь я понял сам, что не ясно было тогда: от тебя уйти стараюсь я часто, но назад всё прихожу, чтобы ты сказал мне наверно, кто были отец мой и мать! Почём же я знаю? Что за вопросы? Так скажешь неволей всё мне теперь ты, что волей сказать не хотел! Всё принуждать тебя мне надо! Все слова, вещей всех названья я силой только мог узнавать! Ты скажешь ли мне, наконец, кто был отец и кто мать мне? Ты чуть меня не убил! Пусти! Всё сейчас расскажу тебе я, как знаю сам. Так слушай, слушай ты теперь, за что меня ненавидишь! Я не отец, не родня тебе. Но жизнью обязан ты мне. Чужой я тебе и всё-таки друг, ведь из жалости лишь взял я тебя, и вот как ты заплатил! Но чего ж было мне и ждать? Однажды женщину я больную в лесу нашёл, сюда привел я её, у очага здесь устроил. Дитя, в тяжких страданьях, здесь родила она. Металась вся в бреду, я помогал, как мог. Ей наступил... конец. Но, Зигфрид, ты был жив! Так мать умерла от меня? Отдала мне тебя она и мной ты принят был. О, как берёг я тебя! И сколько мук перенёс! "Ребёнком грудным взял я тебя..." Не раз я про это слыхал! Скажи, кем назван я: Зигфрид? Так назван ты ею. Она хотела, чтоб "Зигфрид" имя я дал тебе. "И кутал тебя я в одежду свою..." Скажи же, как мать мою звали? Не помню я и сам! "Я и кормил, я и поил..." Ты имя должен сказать мне! Да я позабыл... Постой! Зиглиндой, кажется, звали больную женщину ту. "Хранил и берёг, как родного..." Ответь мне: отец как звался? Я не видал его! Но ведь мать его называла? Его убили, сказала она, и мне сиротку тебя отдала. "Когда же потом ты стал подрастать, покойное ложе устроил я..." Ах, как же ты наскучил мне! Когда ты хочешь, Миме, чтоб я тебе поверил, так докажи сперва! - Как же я докажу-то? - С тобой не верю ушам, глазам лишь верить привык: вещам лишь верю я. Вот всё, что мне осталось за помощь, труд, заботы, вот, что дала она. Взгляни: лишь обломки меча! Отец твой будто б им бился