Других мне друзей захотелось, веселей, добрей тебя, и вот в дремучем лесу затрубил я громко в рог свой: "Не найдётся ли где мне товарищ и друг?" - я звуком рога спросил. И с урчаньем из кустов медведь поднялся на зов. Был он видом лучше тебя, хоть сам по себе некрасив, и его сюда привёл я с собой, узнать, приготовлен ли меч мне? Сковал я меч тебе. Посмотри, как светится он. Мне света в меч не нужно, лишь крепка была бы сталь! И это ты зовёшь мечом? Смотри же сам, что будет с ним. В куски разлетелся меч твой хвалёный. Лучше б разбить о твой его череп! Долго ли будешь меня ты морочить? Всё о чудовищах мне ты болтаешь, о битвах грозных, о смелых делах, всё хвастаешь, будто меч скуёшь мне, Хвалишь его заранее ты. Но только в руки меч твой возьму я, и, как труха, рассыплется он! Если б так гадок не был ты мне, я давно раздробил бы, вместе с мечом, тебя, негодный хвастун, и злить меня ты б перестал! Твою жестокую брань сносить прискорбно мне. Разве тебе во всем угождать не старался я? И всё моё добро забыл так скоро ты! Ужели ты не помнишь, чему тебя учил я? Должны любить мы и слушать того, кто вырастил нас. Ты это слушать не любишь! Не хочешь ли поесть? Сегодня есть у нас мясо. А может, похлёбки дать? Варил я для тебя. Мясо жарил я сам, а похлёбку ешь один! Вот твоя награда за любовь! Вот как платишь мне за труды! Ребёнком грудным взял я тебя, кутал тебя я в одежду свою, я и кормил, я и поил, и, как родного, берёг тебя, когда же потом ты стал подрастать, покойное ложе устроил я. Тебе для потехи я сделал рог: чем только мог, тешил я всем, во всём тебе советы давал, в тебе смышлёность я развивал. Дома один работал я, а ты знай носился в лесу. И дни-то, и ночи тружусь для тебя без устали, бедный я старик. Ты же в награду меня только мучишь, за мои за труды лишь меня же бранишь! Ты учил меня, Миме, и кое-что я узнал. Но то, чего ты добивался, совсем не далося мне: я не люблю тебя. Если мне пищу ты приносил, противен был мне обед. Если постель ты мне постилал, заснуть на ней я не мог. Если советы мне ты давал, все забывал я их. Чем бы служить ни старался ты, ты был ненавистен, гадок мне был. Лишь предо мной станешь хромать, сгорбясь и съёжась, и глаза прищурив, так и взял бы я тебя за горло, сдавил бы, да и прикончил тут же - вот как ты, Миме, мне дорог! Когда умён ты, то объясни мне, чего я понять не мог: от тебя дальше в лес ухожу я и всё ж к тебе прихожу.